С кем у современных школьников ассоциируется слово «герой»? И почему подрастающее поколение прекрасно осведомлено, кто такой Гарри Поттер и Гермиона Грейнджер, но при этом совершенно не знает Валю Котика и Зину Портнову? Можно долго обсуждать, что послужило причиной этому, но факт остается фактом: наши дети прекрасно разбираются в зарубежных сказках и американских супергероях, но никак не в реальных героях своего возраста, больше полувека назад совершивших настоящий подвиг для своей Родины.
Не сказочные герои
14-летние Марат Казей и Валя Котик, 16-летние Леня Голиков и Саша Чекалин, 17-летняя Зина Портнова — пять несовершеннолетних Героев Великой Отечественной войны, которые были награждены посмертно.
Эти подростки участвовали в партизанских операциях, подрывали мосты и вражеские машины, уничтожали фашистских захватчиков, все погибли, защищая свою страну.
Марат Казей во время схватки с немцами, понимая, что ему не удастся уйти, подпустил врага поближе и взорвал себя вместе с ними последней оставшейся гранатой.
Валя Котик принимал участие в ликвидации начальника полевой жандармерии, подрывах железнодорожных эшелонов и складов, а через пять дней после своего 14-летия погиб в битве за город Изяслав.
Под видом нищего Леня Голиков ходил по деревням и собирал сведения о количестве техники и расположении фашистских войск, передавая информацию партизанам, а позже принял участие в 27 боевых операциях. Погиб в 1943 году в бою с карательным отрядом фашистов, не дожив до своего 17-летия.
Под пытками скончался советский подросток – Саша Чекалин, который состоял в партизанском отряде: предатель выдал мальчишку фашистам, которые несколько дней мучили его, после чего повесили на площади города Лихвина.
Зина Портнова – еще одна юная подпольщица, которая попала в руки гестаповцев. От издевательств палачей девушка поседела и мечтала только о том, чтобы ее быстрее убили. Она не выдала имен партизан, хотя за это ей обещали сохранить жизнь. Зину расстреляли 10 января 1944 года, так и не сломив дух девушки.
По разным данным, во время Великой Отечественной войны погибли от 500 до 700 тысяч детей, но, конечно, никто не назовет точную цифру.
Сотни тысяч ребятишек остались без отцов, матерей, братьев и сестер, перенесли холод и голод, работали наравне со взрослыми, чтобы выжить и поддержать советскую армию. В настоящее время только в Оренбургской области живет почти 38 тысяч людей, значащихся в списках «детей войны».
Уберегла детская молитва
В преддверии Дня Победы в центре детского творчества «Радуга» состоялась встреча гайских школьников с двумя педагогами, которые во время Великой Отечественной войны были совсем маленькими. Женщины рассказали подрастающему поколению о том, что им пришлось пережить в те страшные годы.
Антонина Федоровна Рудакова:
— Невозможно сдержать слезы, вспоминая то жестокое время. Девять лет мне всего исполнилось, когда началась война. Это был конец моего беззаботного и счастливого детства. Я не помню начала войны, но отлично помню, как мы провожали на фронт отца из села Сопырево Красносельского района Костромской области и то, как мой 7-летний брат правил лошадью, везя на телеге отца 10 километров до места сбора. Перед глазами до сих пор стоит картина: папа запрыгивает в последнюю отъезжающую машину и его рубашка надувается от ветра парусом.
Первое время отец часто писал с фронта, рассказывал, что жив – здоров и наказывал маме учить мою старшую сестру Люсю. Потом письма прекратились. Отец пропал без вести.
Мы с братом каждый день молились за него аж по 40 раз, бывало, и мама говорила нам: «Молитесь, дети! Детская молитва со дна морского поднимает».
Мама работала дояркой на ферме. Как уйдет с утра, так до ночи и нет ее: после дойки коров шла вместе со всеми рыть окопы. Мы с братом всю работу по дому вдвоем делали: за скотиной ухаживали, огород окучивали, воду в дом носили. Очень старались, потому что хотели, чтобы мама нас похвалила.
Я, помню, несу два ведра воды, сгибаюсь под коромыслом, меня из стороны в сторону от тяжести мотает, но тащу, потому что некому больше.
Вот переделаем все дела и садимся за стол маму ждать. Она придет, а мы уж спим, положив голову на стол, рядом с нами «гасик» горит, лампа значит.
И каждый раз мама беспокоится: «Да вы же сгореть могли!»
Моя старшая сестра Люся всю войну училась и в 1946 году окончила институт. На выходных она приезжала домой: обмоет нас, белье перестирает и зашьет, валенки подошьет, калоши заклеит. Чего только ни делала?!
Несмотря на войну, мы тоже продолжали учиться, пешком ходили за 2,5 километра, что в снег, что в дождь, в жару или мороз. И вот как-то зимой я возвращалась из школы и так замерзла, что еле переставляла ноги. У меня сползли чулки (брюк-то тогда никаких не было), что подвязывались на веревочках, а я даже не могла наклониться и подтянуть их — словно одеревенела вся. А навстречу мне шел сосед, увидел, в каком я состоянии, опустился передо мной на колени, подвязал мне чулки, и я пошла дальше.
Самым ужасным был голод. Ели все, что было, и свеклу мороженую, и картошку. Помню, в школе под ногами у нас лежала солома от овса, который мы грызли на уроках. Погрызешь и вроде уже не такой голодный. Преподаватели нас, конечно, жалели, и не запрещали этого делать.
Когда война закончилась, мы пришли на митинг. Кто-то радовался, кто-то оплакивал погибших родных. И я плакала, потому что решила: раз отец не вернулся, значит погиб.
А осенью, ближе к зиме 1945 года, слышу, кто-то стучит в дверь. Пошла открывать, а на пороге отец стоит. Я как завизжала, как прыгнула ему на шею, руками обхватила… так и занес он меня в дом. Рассказал, что был в плену (в американской зоне), потом его обменяли, и он 100 километров пешком шел домой вместе с другими бывшими военнопленными.
Невозможно передать всю нашу радость от того, что он остался жив!
Но оказалось, что не все наши беды закончились. Первые послевоенные годы принесли еще больший голод, чем годы войны. И только благодаря отцу, который ловил рыбу и раков, собирал вместе с нами крапиву и клевер, мы выжили.
Мне почти 90 лет, никто из моих родственников столько не прожил, а внуки говорят: «Живи, бабушка, за всех!»
Желудевые лепешки
Любовь Егоровна Давыдова:
— Я родилась в селе Бака недалеко от станции Сара, сейчас этого села уже нет. В 1937 году, когда мне было всего три года, умер мой отец, и мама осталась с восемью детьми, из которых я самая младшая.
Я очень хорошо помню начало войны, потому что через наше село проходили из Башкирии машины-полуторки, которые везли солдат на фронт. Мне тогда исполнилось семь лет, и мы каждый раз выходили их проводить, махали руками, кричали что-то ободряющее. Они-то и стали для нас вестниками войны.
Старшие братья Иван и Кондрат Олейниковы ушли на фронт. Перед отправкой мама зашила им в одежду молитву «живые помощи». Иван потом рассказывал, что часто доставал этот листочек и читал: за время войны он глубоко поверил в Бога. Однажды солдаты остановились где-то на железнодорожной станции и увидели цистерны. Кто-то сказал, что там спирт, и многие бросились пить.
— А я подойду к бочке, и как будто меня кто-то отталкивает от нее, — вспоминал Иван. – Потом оказалось, что там была отрава, несколько человек погибли.
Несмотря на то, что были сильно изранены, оба брата вернулись с войны живыми.
В 1942 году я пошла в школу. Я рано научилась читать и писать и всегда говорила, что когда вырасту, стану «учительшей».
В школе писать было не на чем, удача, если находился на старой газете чистый клочок бумаги. Чернила делали из паслена, а писали заточенными гусиными перьями. Мне очень нравилось учиться, но больше всего я всегда любила литературу. Учителей мы уважали: у нас даже мысли не возникало, что преподавателя можно не послушаться. Для нас его слово и даже просто взгляд был уже законом.
Жизнь в годы войны была очень тяжелой, даже сейчас мне сложно представить, как наша большая семья смогла прокормиться и выжить. Старшие сестры очень рано начали работать: Марию забрали в Орск на железную дорогу, другие пошли трудиться в колхоз. А мы, самые младшие, собирали колоски. Осенью их не разрешали собирать, а весной, когда снег таял, мы, полураздетые и полуразутые, искали колоски на поле и приносили домой, чтобы было из чего приготовить еду. Собирали и желуди, которые очень долго вываривали, чтобы они стали не такими горькими. Мама толкла их, добавляла горсточку муки и пекла лепешки. Конечно, они все равно были горьковатыми, но их уже можно было есть.
Настоящим лакомством для всех в то время оставалась картошка, которая была и вкусной, и позволяла более-менее насытиться.
У нас был огород 50 соток, и мы весь его засаживали овощами, мама выводила нас, детей, и мы на нем работали. Из колхоза на фронт посылали продукты. Если кому-то удавалось вырастить кабанчика, все сало отправляли солдатам, себе не оставляли. Как сейчас помню лозунг: «Все для фронта, все для победы». И это действительно было так.
Сейчас, когда я иду мимо мусорных баков и вижу, что там валяются куски хлеба, у меня сердце кровью обливается, так и хочется поднять их. Разум до сих пор отказывается понимать, что можно выкинуть хлеб!
Об окончании войны мы узнали от односельчанина, который приехал из города. Как по мановению волшебной палочки, все собрались возле клуба и устроили митинг.
Да, у нашего поколения очень трудная судьба: мы познали буквально все. Но при этом наша жизнь была насыщенной, она закалила нас!